Возвращение хозяина

2009 г.

В историческую усадьбу Красино-Убережное, расположенную на границе Московской и Тульской областей, можно попасть только на внедорожнике. Разбитая проселочная дорога петляет между пустынными полями и редкими малолюдными деревнями. В эту усадьбу нас везет ее владелец — Александр Фоатович Ситников, первый помещик, вернувшийся в эти места после 1917 года.

Девять лет назад Александр Ситников купил старую помещичью усадьбу с остатками барского дома и заброшенным парком. Привлекло его прежде всего то, что на территории усадьбы не было крупных поздних строений: зданий МТС, силосных башен, коровников, дач, ну и окрестные красоты, конечно... И вот мы едем посмотреть на плоды усилий по восстановлению Красино-Убережного.

Усадебные ворота оказываются запертыми. Хозяин долго вызывает кого-то по телефону. Наконец к нам выходит заспанный человек с ярко выраженными азиатскими чертами лица. Веяние времени: роль дворовых выполняют гастарбайтеры, в округе не найти надежных, непьющих помощников.

Перед усадьбой картинно пасутся две лошади. Из кустов, расположенных метрах в двадцати по ходу движения, неожиданно выскакивает третья лошадь и с громким фырканьем галопом несется на нас. Мы с фотографами приседаем. Лошадь резко останавливается в метре и тычется мордой в руки Александра Ситникова. Оказывается, она торопилась получить кусок хлеба из его рук.

Усадьба стоит на высоком холме, который спускается к широким пойменным лугам. За ними — Ока. Воды не видно, но видно стоящий темной стеной реликтовый сосновый бор на противоположном берегу реки. Там начинается Окский террасный заповедник. Глядя на эту красоту, мы и начинаем неспешно беседовать с хозяином.

Усадьба Красино-Убережное, главный дом.

Почему, Александр Фоатович, вы решили купить историческую усадьбу, а не просто построить на берегу Оки дом?

— Все произошло довольно спонтанно. Я работаю в оборонной промышленности, а усадьба на тот момент принадлежала одному из тульских оборонных заводов, руководство которого решило ее продать. Приятели меня уговорили съездить, посмотреть. Я съездил и потом около полугода, что называется, ходил вокруг, думал… Собственно, меня смущало состояние здания, а место понравилось сразу. Посмотрите, какая здесь красота! Вон оттуда, из Окского террасного заповедника, зимой, когда на Оке встает лед, приходят лоси, кабаны, зайцы, лисы. Как-то лось даже зашел прямо на территорию усадьбы и здесь заночевал. А друзья, когда ехали ко мне, столкнулись со стадом кабанов, голов в пятнадцать. Звонили, спрашивали, как им себя вести, чтобы разойтись мирно...

Вид из усадьбы на заливные луга и Окский террасный заповедник

И что, разошлись?

— Конечно. Кабаны к ним не проявили интереса.

А кто владел вашей усадьбой до революции?

— Первым известным нам владельцем Красино-Убережного был дворянин Михаил Петрович Травин. В конце XVII века он построил здесь деревянный дом и каменный храм Живоначальной Троицы. Потом, в середине XVIII века, поместье купил каширский воевода Никита Яковлевич Киреевский, и с тех пор оно стало родовым гнездом Киреевских. Никита Яковлевич построил новый каменный дом в стиле, как тогда говорили, «умной старины» — с толстыми, больше метра, стенами. Кстати, это был первый каменный дом во всей округе, даже в соседней Кашире все здания в ту пору были деревянными. После этого барский дом дважды перестраивался, причем довольно кардинально. Например, в начале XIX века ему придали новый внешний облик в модном тогда английском стиле. Интересно, что, несмотря на это, первоначальное каменное здание XVIII века сохранилось: оно как бы «вписано» в позднейшие достройки и перестройки. В этой старой части дома находится старинная трапезная площадью сто квадратных метров с каменными сводчатыми потолками. В трапезной даже в самый жаркий летний день прохладно так, как будто работает мощный кондиционер. После революции и до 80-х годов в этом доме была школа. Большинство людей в округе, кому больше сорока лет, учились именно здесь. До сих пор периодически устраиваются встречи выпускников. Приезжают сюда, гуляют в парке.

Вам это не мешает?

— Наоборот, я их приглашаю в усадьбу. Людям приятно, что здание восстановлено.

Интересно, как вообще вас приняли местные жители? Все-таки вы пришли сюда практически в статусе помещика, что, наверное, не способствует народной любви.

Главный усадебный дом

— Первоначально была некоторая настороженность, как, впрочем, к любому москвичу, который что-то здесь покупает или строит. Но постепенно отношения наладились. Сложилась даже некая система взаимопомощи. У меня постоянно идут восстановительные работы, поэтому есть любые инструменты, вплоть до бензопилы. И все местные жители знают, что у меня без проблем их можно занять. Кроме того, я чищу зимой дорогу, слежу за электросетями...

В каком состоянии была усадьба, когда вы ее купили?

— В очень плохом. В 1985 году, когда школу закрыли, здание передали тульскому оборонному предприятию, которое собиралось открывать здесь базу отдыха для сотрудников. Но тут подоспела перестройка, предприятию и его сотрудникам стало не до отдыха. Усадьбу просто бросили, она даже не охранялась. Естественно, местные жители начали потихонечку здания разбирать на разные хозяйственные нужды. К 2000 году, когда я купил усадьбу, отдельно стоящее флигельное здание разобрали полностью, до песка. От основного дома фактически остался один остов, почти без крыши, с разрушенными перекрытиями.

Сейчас главное здание усадьбы вы восстановили практически полностью. Сколько времени у вас на это ушло?

— Я восстанавливал дом девять лет и еще не все сделал. Это, знаете ли, как с покраской Бруклинского моста: когда его заканчивают красить на одном конце, на другом уже надо начинать заново. Так и здесь: все время надо что-то подкрашивать, ремонтировать. Это естественная жертва, если хочешь сохранить первоначальный вид исторического здания без применения новых материалов. Внешнюю штукатурку, например, надо подновлять практически каждый год.

Как вы организовали столь сложные работы?

— Непосредственное руководство осуществлял я сам, конечно приглашая время от времени профессиональных архитекторов и реставраторов в качестве консультантов. Рабочих пришлось много раз менять: кропотливая восстановительная работа требует особого подхода к делу, не все с этим справляются.

Вы работали, используя старые чертежи и планы?

Когда мы приступили к восстановлению фасада, то я сам лазил по строительным лесам и буквально с лупой искал сохранившиеся фрагменты лепнины

— К сожалению, никаких чертежей не сохранилось. Остались только фотографии, причем не очень подробные, так что о каких-то деталях приходилось просто догадываться. Когда мы приступили к восстановлению фасада, то я сам лазил по строительным лесам и буквально с лупой искал сохранившиеся фрагменты лепнины. С помощью этих фрагментов мы делали формы и отливали новые элементы. Так восстановили часть фасада, сравнили его с фотографиями — вроде бы получилось очень похоже. Стали таким же образом восстанавливать дальше.

Удалось сохранить «родную» лестницу, фрагменты перекрытий, единичные сохранившиеся старинные половые доски из лиственницы просто дополнили такими же новыми.

Многие строительные решения XVIII–XIX веков вызывают восхищение. Например, под потолочной дранкой, на которую клали штукатурку, мы обнаружили слой овечьей шерсти. Зачем? Потом догадались: таким образом предотвращали образование конденсата. И таких нестандартных решений в доме очень много.

Парадный вход

То есть культура строительства в России в то время была на высоте?

— Несомненно. Это чувствуется буквально во всем: в кирпичной кладке, в планировке. Дом спланирован удивительно разумно: свет и тепло оптимально распределяются по зданию. Очень интересна конструкция печей: они спрятаны в стенах и вместе с дымоходами проведена вентиляция.

Что для вас было самым сложным при восстановлении усадьбы?

— Сложность в том, что такие старинные здания очень похожи на живой организм: в них все взаимосвязано, не бывает мелочей. Приходится постоянно за всем наблюдать — за трещинами, за тем, что происходит с отделкой здания, вовремя принимать меры. Это как при кариесе: если вовремя не заняться им, то лишаешься зуба. Если где-то какой-то разрушительный процесс пошел и ты вовремя не вмешался, то через некоторое время может обвалиться, к примеру, весь карниз.

Стоит ли в таком случае, извините, овчинка выделки? Не проще ли снести все и с нуля построить новый дом?

Работаешь — и испытываешь радость. И потом, когда из развалин опять поднимается прекрасное здание — это все-таки символ возрождения, знак того, что процесс умирания сельской России можно при желании повернуть вспять

— Однозначно нет. В каком, скажите, коттедже вы видели стены больше метра толщиной? А такой сводчатый потолок, как у меня в трапезной, сейчас, скорее всего, просто не смогли бы построить: нет уже в стране таких мастеров… И потом в этом доме жило, как минимум, десять поколений, причем людей не случайных, а представителей элиты России. Поэтому мне очень хотелось вернуть усадьбу к жизни. Это все равно что смертельно больного человека вылечить. Работаешь — и испытываешь радость. И потом, когда из развалин опять поднимается прекрасное здание — это все-таки символ возрождения, знак того, что процесс умирания сельской России можно при желании повернуть вспять. Ведь почему у нас на селе так много пьют? Да потому, что вокруг одна мерзость запустения! Коровники, амбары, усадьбы — все развалено. Вот руки и опускаются. Я, конечно, утрирую, но мне кажется, что зерно истины в таком объяснении есть.

Сводчатая трапезная площадью 100 кв. м осталась неизменной с середины XVIII века

Вы собираетесь здесь жить постоянно?

— В принципе, большая часть дома готова, есть несколько спален, кабинет, каминный зал, кухня, водопровод, канализация — все, что нужно для жизни. Но усадьба находится в ста с лишним километрах от Москвы, поэтому пока у меня нет возможности жить здесь постоянно. Кроме того, есть небольшая проблема: здание громадное и зимой, чтобы его протопить, нужно очень много дров.

А отопление только печное?

— Сейчас — да. Когда здесь была школа, сделали паровое, очень примитивное, пристроили котельную. Я все это сломал и восстановил печное отопление. Три года, кстати, восстанавливал. Исторически вся усадьба отапливалась печами, их здесь двенадцать штук. Зимой мы их топим раз в три-четыре дня, поддерживаем температуру на уровне 8–10 градусов. Замораживать такой дом нельзя, иначе он начнет отсыревать и разрушаться. Площади, как видите, большие. Если зимой везде поддерживать, что называется, комнатную температуру, то нужно очень много дров. Поэтому зимой мы здесь бываем редко, что, впрочем, соответствует историческим реалиям: подобные усадьбы в России, как правило, использовали только в теплый период, на зиму уезжали в город. Прежние владельцы, например, летом жили здесь, а зимой — в Париже.


Усадебные интерьеры

То есть для вас это семейная дача?

— Не совсем. Главное усадебное здание я в дальнейшем планирую использовать для каких-то особых случаев: деловых мероприятий, приема гостей, устройства праздников, может быть, еще и как музей. А для постоянной жизни сейчас привожу в порядок отдельно стоящий флигель. Он небольшой, всего 8 на 14 метров, но очень красивый, с вогнутой передней стеной и вписанными туда колоннами. Там я собираюсь сделать две жилые квартиры.

Жилой флигель

Александр Фоатович, как помещик с девятилетним стажем, скажите, в чем главное преимущество жизни в усадьбе? Чем она отличается, к примеру, от жизни в коттедже?

— Коттедж — это просто увеличенная копия квартиры, все сидят за забором, как в резервации. Усадьба лучше приспособлена для отдыха. Посмотрите вокруг: никого! Я из окна смотрю — и вижу только поля, лес и небо. Зимой, когда из баньки выйдешь, слышно, как снег хрустит, звезды — с кулак. Я каждый раз отсюда в город уезжаю с большим трудом. Если бы не дела, давно бы уже осел здесь насовсем.

Разводили бы лошадей?

Какая усадьба без лошадей

— Вот, кстати, еще одно отличие усадьбы от коттеджа: здесь как-то незаметно обрастаешь хозяйством. Например, сейчас у меня уже есть лошади, овцы, бычок, корова вот скоро должна отелиться. Я ей уже в подарок купил швейцарский колокольчик. А началось с малого: один товарищ предложил купить лошадь. Я подумал: территория позволяет, почему нет? Лошадь — живое существо, за ней надо ухаживать. Нанял специального человека. Что-то, думаю, мало на него нагрузки — купил еще двух лошадей. Потом — овец. Дальше — корову, чтобы у людей, которые тут живут, было свое молоко. Корова родила телят. И пошло, и поехало. В какой-то момент уже встает вопрос о том, что хозяйство должно быть рентабельным, то есть надо переходить на промышленные масштабы, чем я, в принципе, со временем и собираюсь заняться. Хотя, конечно, с хозяйством я несколько поторопился. Надо было сначала закончить восстановление дома.

А сколько у вас сейчас здесь земли?

— Вокруг усадьбы немного — один гектар, но есть еще небольшие наделы в этом же районе. В дальнейшем я собираюсь более серьезно заняться сельским хозяйством. У нас здесь есть общественное объединение «Ясные горы». Около 70 человек, в основном москвичи, объединились с целью возродить уникальный Ясногорский район Тульской области. Создал это общество покойный Сергей Сергеевич Лаппо, директор Института океанологии РАН. В 90-е годы он сумел сохранить для страны единственный в мире научный флот — 14 судов.

Сейчас мы занимаемся сельскохозяйственными проектами. Многие мои друзья, тоже москвичи, осели здесь насовсем. Кроме того, у нас есть еще и историко-культурные проекты. Вот недавно провели реконструкцию битвы Ивана Болотникова на Восьме с царскими войсками, которая здесь произошла в 1607 году. Здесь же уникальные исторические места! Недалеко, например, есть так называемый Сенькин брод, где Оку можно было на телеге переехать, — через него переправлялись все московские армии, которые шли на степняков, в том числе и армия Дмитрия Донского.

А храм на территории усадьбы вы планируете восстанавливать?

— К сожалению, храм находится не совсем на территории усадьбы, и я не имею права заниматься его реконструкцией. Юридически за него отвечают музейщики. Чтобы храм опять стал действующим, надо зарегистрировать церковную общину в составе не менее двадцати человек, которая могла бы со-держать священника. Сейчас мы как раз этим занимаемся. Храм наш разрушался не пятнадцать лет, как усадьба, а девяносто, начиная с 1917 года, так что он находился в гораздо более плачевном состоянии, чем барский дом. Церковь, кстати, уникальная, одна из последних на Руси с шатровым куполом. В XIX веке к ней пристроили еще один придел — в классическом стиле, с колоннами. Храм был очень богатый, с итальянской мозаикой.

Что еще вы собираетесь восстанавливать на территории усадьбы?

— Здесь есть заросшие, заваленные пруды. Я поставил себе в план этим летом их почистить — запущу туда рыбу. На территории усадьбы есть еще отличный родник, он питает эти пруды. Кстати, из этого родника у меня полностью обеспечено водоснабжение дома. Да, есть еще небольшой парк. В нем дубы, клены, вязы по сто пятьдесят — двести лет, ну и много молодых деревьев, которые выросли уже самосевом. Все это надо чистить и приводить в регулярный вид.

Усадьба – это еще и большое хозяйство

Это все довольно хлопотная работа. А что вам здесь больше всего нравится?

— Рассветы. Рано утром от Оки поднимается туман и стелется по заливным лугам. Представляете, выходишь на балкон и видишь белое море тумана, из которого выглядывают верхушки деревьев. Очень красиво.

Благодарим за помощь в подготовке публикации некоммерческий фонд «Русская усадьба», общественное объединение «Ясные горы», а также Николая Викторовича и Галину Степановну Пивовар.

Текст: Кирилл Терёшкин. Фотографии: Юлия Попкова

Оригинал статьи можно посмотреть здесь: ONE2ONE MAGAZINE

Опросы

Что Вас связывает с Долиной Беспуты?

Рекомендуем посмотреть

Возвращение хозяина

События