Александр Кузнецов о Фёдоровке

301049, Тульская область, Ясногорский район, деревня Фёдоровка.

Дворянская усадьба в Федоровке.

В нашем Беспутском стане было немало дворянских усадеб. Они стояли в каждом селе и во многих деревнях, но сохранились дома этих усадьб только в Красино и в Федоровке. Причем в Федоровке целы три таких дома. Кроме дома главной усадьбы, о которой пойдет речь, тут стоит дом дворян Куприяновых, построенный в 1899 году. О Куприяновых мало чего известно. Знаем только, что жила в этом доме дворянская семья, обладавшая небольшим количеством земли под лесом и полем, таким же небогатым хозяйством – пара лошадей с экипажем да две-три коровы для нужд семьи. Был у Куприяновых большой сад, но где он находился, не ясно. Рядом с домом располагался пруд, который соединялся ручейком с Барским прудом, а затем и с Федоровским, составляя тем самым систему прудов. Сейчас на этом месте мелкий сорный лес, но по рельефу местности, по углублению оставшегося от пруда мокрого оврага, место его не трудно найти. Питался пруд несколькими ключами-родничками, один из которых до сих пор служит живущим в Куприяновском доме. Он взят в небольшой развалившийся сруб и покрыт замшелым деревянным щитком. Вода в роднике чистая, прозрачная, и сам он посреди леса, словно из Берендеева царства. Дом Куприяновых приватизирован и приводится в порядок.

Дому дворян Чарнецких, что возле главной усадьбы, полторы сотни лет. На старом заросшем кладбище сохранилась их могила. На мощном основании из серого гранита лежит плита из черного мрамора. На ней выбит четырехконечный крест и надпись: «Федор Осипович Чарнецский скончался 25 декабря 1892 года. Александра Яковлевна Чарнецская скончалась 21 ноября 1902 года». Сбоку на черном мраморе четкая, словно вчера сделанная, надпись: «Акц. общ. ГРАНИТ преемники Куторина Москва Б. Садовая № 159». Сделано на века. Говорили, будто эту плиту пытались сдвинуть с места трактором. Не получилось. Чугунную сень над ней и ограду удалось уничтожить, а плита так и стоит сто лет, пережив три поколения людей.

Дворяне Чарнецские были «господами из Федоровки», жили в большом одноэтажном доме, который теперь занимает школа. Земли у них не было, только сад. В иные годы на зиму уезжали в Москву. Корова, лошадь – вот и все хозяйство. Держали, правда, конюха, скотницу и кухарку.

Были ещё Кильчевские. Их дача стояла на берегу Оки на полянке неподалеку от современного кладбища. Она не сохранилась, но не грех о ней вспомнить. Сведения эти получены в 1986 году от федоровских старушек.

Старушка Вера Ларионовна: - Генерал. Да. Анатолий Игнатьевич. Жена Екатерина Андреевна. Дом стоял в лесочке. Прямо напротив нашей церкви Николая Угодника. Порядочный дом, двухэтажный. Етот не обижал. Хороший старичок был. У него етам один мужчина свековал. И ребят ему выходил. Яво кулачить, так он етому мужчине дал избенку. Тот ее перевез кудай-то. Хотел сперва к нашей Васелисе. Пожил-пожил, чтой-та она его намахала и уехал. А один сын Кильчевского, Лев Анатольевич, в школе учил, в нашей школе возле церкви.

Евдокия Петровна:

- У Кильчевских я жила два года. У них только дача была, жили они в Москве. Он генералом. Еще сын у него старший генералом. Прислуги были, кухарки, рабочий по двору, конюх.

Обстановка какая? Мебель обыкновенная, как у всех господ. Стол длинный, стулья штук двадцать, буфет там, кабинет… Ковров никаких не было. Теперь ковры, у них не было.

Куда дом делся? Взяли в район. Деревянный. Третий этаж назывался «мизининчик». Генерал пожилой стал, его здесь и схоронили у нас. Могила? Богатая была. Над ней этак… беседка. Разорили все, вскопали. А дети ездиют, по Оке приезжают. Палатку поставят и живут. Вот вспомнила, имение Кильчевских называлось «Ленточка».

Пелагея Александровна:

- Когда война была до революции, приводил сюда генерал Кильчевский полк солдат. Конный. Все в обмундировании… Он добрый был, всех накормит, всех напоит. Уже не знаю, как он генералом был, как его слушались. Никогда слова громкого не скажет. Со всеми тихо.

-У нас хорошие были господа, никто не обижался. В Хорошевке Серафима Давыдовна Красильщикова, в Есуково – Павлов Николай Николаевич, он судьей в уезде; недалеко от Федотовой Куприяновы жили, дом еще стоит, в Макаровке… Кто это у нас в Макаровке жил? А, Дусь?

- Ночевкины в Макаровке господа были, а в Кашино – Щенковы.

-И вот еще Кильчевские. Кругом мы в господах были. В Кашино, в Жерновку мы не касались, туда не ходили, только к своим. Мы, бывалочи, ягод наберем и пойдем. Там не берут, так у другим. И возьмут. Кильчевский дед уж худо-бедно не обидит. По 10 копеек возьмет. А на праздник по яичку берем и идем поздравлять. Нам денег дадут и гостинцев. Сажаемся тута на площадку и едим гостинцы.

Теперь о главной усадьбе. Федоровская усадьба построена в начале 20-х годов ХIХ столетия женой павловского генерала Евдокией Андреевной Муравьевой. На чердаке дома найдет большой металлический жетон овальной формы, на котором выпуклая надпись российской страховочной фирмы и в центе цифра «1827». Её четыре сына – офицера служили в императорской армии и иногда посещали усадьбу матери.

Со стороны деревни эта усадьба была отгорожена оградой из белого камня. Кое-где еще видны ее остатки, хотя каменные глыбы требовались многим…

По бокам въездных ворот два высоких обелиска, четырехгранных и сужающиеся кверху. Навершие на них из белого камня, а в середине – по овальному медальону. Обелиски сильно обветшали, и без реставрации долго не простоят. Такой въезд обычен для русской усадьбы. Сам дом был виден еще с дороги, при въезде в усадьбу ставили не просто ворота, а торжественную арку, башни замкового типа или такие вот обелиски.

Перед домом лет пятьдесят тому назад добрый человек посадил маленькие елочки. Теперь они превратились в огромные ели и создают сумеречную, мрачноватую картину.

Двухэтажный дом с мезонинами на обе стороны. На втором этаже по обе стороны дома видны балконные двери, но балконов нет, давно уничтожены. Слева от крыльца висит мраморная доска с надписью: «В этом доме жила с 1905 по 1909 год постоянно и в летний период до 1917 года великая русская актриса Герой Труда Гликерия Николаевна Федотова 1846-1925». С 1923-24 годов в доме располагалась больница. Теперь здесь школа.

Усадебный дом Федоровки типичный образец русской усадьбы. При входе в дом очень маленький вестибюль с колонами по сторонам и трехмаршевая лестница, ведущая на бельэтаж, огороженная дубовыми балясинами. Колонны из мореного дуба выкрашены масляной краской в белый цвет и расписаны черными штрихами «под русскую березку». Так же расписаны и балясины. А на ступеньках лестницы от входа и до самого верха нарисован на полу цветной «ковер».

От прежнего интерьера почти ничего не осталось, лепнина потолка отбита, камины и печи разобраны и выброшены. К великому счастью, остались целыми изразцовые печи в зале. Ломать их было слишком хлопотно

Сейчас нам трудно представить себе внутренние устройство федоровского усадебного дома. Фотографий тех времен не осталось. Парадная лестница из вестибюля первого этажа уводит сразу наверх, внизу оставались кухня, кладовая, помещения для прислуги. Поднявшись по лестнице, попадаешь в парадный зал, где происходили балы, званые обеды и другие торжества. Высокие окна зала выходили в сторону пруда, наполняя помещение светом и воздухом. В нашем доме зал с высокими потолками и такими же окнами служит в школе для проведения праздников. Тут очень красочно и с фантазией отмечаются начало и окончание учебного года, первый и последний звонок. Возле зала – гостиные, «буфетные», «скатертные» комнаты, соединявшиеся с залом и образовавшие анфиладу. Полы в зале украшались паркетом со сложным рисунком. Где его не выкладывали, полы состояли из очень широких досок, как в нашем случае. Они натирались воском. Верхний этаж или антресоли такого дома предназначались для жилья. Помещения тут бывали часто неказистыми. Потолки низкие, а полы, случалось, располагались на разных уровнях, повторяя конфигурацию потолков парадного этажа. Заставлялись они разностильной мебелью. Если в парадных помещениях мебель расставлялась свободно, создавая уют и комфорт, то наверху комнаты часто захламлялись, приобретая привычную домашность. Здесь жили. Только, конечно, не Гликерия Николаевна, она безусловно жила в бельэтаже. Кто знает, что тут было при Г.Н. Федотовой? Сейчас в одной из таких комнат устроен школьный музей.

От крыльца дома тропа вела к проходу между одноэтажными кирпичными развалинами и далее в парк. Когда то в этих строениях помещались: черная кухня, подсобные помещения, конюшня, правее – каретник, возле которого в 80-х годах ещё торчали из крапивы скелеты дрожек и саней. Целы были тогда стены с арочными окнами и проемом дверей. Только левая часть этого огромного сарая еще была покрыта крышей, им пользовалась располагавшаяся здесь до школы больница. За последующие 25 лет всё это ещё больше обветшало и стало растаскиваться. Сначала утащили шифер с остатка крыши, потом оконные рамы, двери и все доски. Остались одни стены. И они, почему то, в начале ХХI века разрушены и уничтожены школой. Не осталась даже кучи кирпичей.

Проходим между бывшей конюшней и каретником, пересекаем аллею с двухсотлетними липами и выходим на поляну, ограниченную липовыми аллеями. Тут стояла беседка, сюда вела дорожка, обсаженная розами, здесь красовались клумбы с цветами. В парке три липовых аллеи, пересекающиеся четвертой. Хотя они и неухоженны, все же не вырублены пока и не заросли, как в остальных усадьбах правого берега. Старые деревья, опавшая листва под ногами, тишина и полумрак этих аллей вызывает благоговение. По аллеям никто не ходит. Тропа в Есуково пересекает только крайнюю аллею, единственную плохо сохранившуюся. А по дороге из Есуково в Федоровку стоит аллея из высокой, как одна, без малого двухсотлетней лиственницы.

Сравнительно узкие липовые аллеи стали, пожалуй, самой характерной чертой русских усадеб. Такие «тесные аллеи» не встречаются в Европе, там они сажались «стеной». Прямые и нестриженые русские аллеи уводили от дома к реке, к обрыву, с которого открывались необозримые дали, или вели к пруду, к беседке. Даже самые простые усадьбы, где стоял незамысловатый архитектуры деревенский домик с несколькими флигелями, обязательно имел липовую аллею.

«Тенистые аллеи» воспеты нашими поэтами от Пушкина до Бунина. Помните, как Пушкин вспоминает «милую Сушкову»?

То на конце аллеи темной

Вечерней, тихою порой,

Одну, в задумчивости томной,

Тебя я вижу пред собой.

А вот у Бунина:

В глупой ссоре мы одни не спали,

А для нас, для нас

В темноте аллей цветы дышали

В этот сладкий час.

Бунин так и назвал свою книгу рассказов – «Темные аллеи». Стоят они до сих пор в охраняемых усадьбах – в Михайловском, в Спасском-Лутовинове, на такой аллее похоронен Лев Николаевич Толстой.

В Федоровку стоит приехать только для того, чтобы побродить по её липовым аллеям.

Помещичьи хозяйства вместе с дворянскими усадьбами начали приходить в упадок с отменой крепостного права. Князь Гавриил Константинович Романов, сын поэта «КР», великого князя Константина Константиновича Романова, писал в своих мемуарах в 1910 году: «Усадебной жизни почти нет. Поместья сменены дачами и курортами…»

В России развивался капитализм. Дворянство беднело, родовые имения хирели, шли с молотка. Вспомним «Вишневый сад» А.П. Чехова. Старинные дворянские поместья заменялись экономическими имениями или дачами. Вот такой дачей и стало имение Гликерии Николаевна Федотовой в Федоровке. Оно принадлежало ей около тридцати лет, с 1879 года до 1909 –го. Незадолго перед революцией перепродавалось и оно. Вот тогда, видимо, и приобретено оно некой помещицей Никитиной. В конце 1916 года или в начале 1917-го в «Торгово-промышленном листке № 691» появилось несколько необычное объявление о продаже: «Великая артистка Гликерия Николаевна Федотова поручила нам на продажу ея небольшое имение на бер. р. Оки. Прилагаем ниже вид барского дома (фотография со стороны пруда – А.К.). Кроме того, наш сотрудник делает описание этого имения в стихах, которые помещаем ниже.

…Верст восемнадцать от Каширы,

В версте от пристани Оки,

На берегу ее высоком,

Покрытым чащею лесной

Лежит в молчании глубоком

Одно именье – рай земной!

Там воздух чистый и здоровый,

Там живописные места:

И лес, и парк, и сад фруктовый

Одна сплошная красота!

Там есть возделанный с любовью

Большой прекрасный огород:

Салатом, брюквой и морковью

Снабжает кухню круглый год.

И, красотой чаруя очи,

Над сладко-дремлющим прудом,

Белей весенней Невской ночи,

Стоит роскошный барский дом.

Дорожка желтая от дома

К пруду сбегает по холму,

Коль в летний день возьмет истома,

Спуститься стоит лишь к нему!

Его серебряные воды

Тебя мгновенно освежат.

Ты поплывешь, и небосводы

В волнах лазурных задрожат.

Прошла истома – в лодку прыгай,

Захочешь, рыбу полови!

А то отправься на охоту –

Броди с ружьем на той поре,

Когда заря класть позолоту

Начнет на хладном серебре.

Там жизнь милей, чем на курорте,

Имея девять десятин,

Ты будешь в полном жить комфорте,

Своих владений властелин.

Ведь 20 комнат в доме будет

И на 12 человек

Посуды, мебели – добудет…

Кто провести там хочет век!

Найдет белье, драпри, кровати;

В дом проведен водопровод,

Есть службы всякие, и, кстати,

Извлечь возможно там доход.

К тому ж уступят, подождут…

Пойми же: выгод разных столько

Приобрести именье тут.

Оно – Федотовой великой

Артистки нашей – до сих пор

Принадлежало; нынче дикой

Судьбы свершился приговор:

Ее как мать постигло горе…

Да и она теперь не та:

Ей не дадут хозяйство вскоре

Вести почтенные лета.

А ведь уж ровно четверть века

В ее хозяйстве протекло,

В руках такого человека

Именье крепло и цвело.

Теперь она продать готова.

И вот мой дружеский совет:

Без колебаний и без слова

Стань, вдруг, помещиком, поэт!

Стихи эти приводятся не полностью. Несуразицы с пунктуацией оставлены без изменений. Написана целая поэма в виде разговора Поэта с Другом. Но они интересны потому, что несут в себе много информации об усадьбе: расстояние от Каширы, сад, огород, желтая дорожка, купальня, лодка, рыбная ловля, охота, 20 комнат, мебельный гарнитур на 12 человек, водопровод и прочее. От стихов веет духом предпринимательства, развития рекламы.

После революции дом был разграблен. Вот что говорили об этом мои старушки.

- Евдокия Петровна: «Ее дом, как это по-русски сказать, не раскулачивали. Скотину у Никитиной отобрали, ее саму увезли куда-то, а в доме все осталось.

- Позже попользовались, Дуся, аль не помнишь? - сказала баба Вера. - Перины тащили наши деревенские, перины, подушки, матрацы. Что им нужно было. Но это не в революцию тащили, и еще до того, как кулачить стали. Мне 22 года было, помню хорошо. Федотова уже померла тогда. Тут всяк себе нес».

Знакомая картина, это происходило по всей России. В разорении и уничтожении усадеб виновата не столько революция, сколько варварство и постыдная жажда наживы, попросту – грабеж. Тащили из усадьбы Г.Н. Федотовой все, что могли утащить, от столового серебра до перин и подушек, мебели, картин и даже конской сбруи. Барон Н.Н. Врангель, брат Петра Николаевича, вождя Белой армии, писал: «Крестьяне сожгли и уничтожили то немногое, что осталось дорогого и милого, что напоминало о том, что Россия когда-то могла называться культурной.

В общем костре жги беспощадно все, что поддавалось сожжению, рвали, били, ломали, толкли в ступе фарфор, выковыривали камни из драгоценных оправ, плавили серебро старинных сосудов». Разграбление усадеб, варварское уничтожение находившихся там художественных ценностей, собранных и накопленных несколькими поколениями владельцев усадеб – все это стало не просто санкционированным властью грабежом («грабь награбленное»), но оказалось повсеместным истреблением огромной коренной части русской культуры. На протяжении ХХ века она медленно отступала под знаком классовой ненависти, затем безграмотности и разрушительных теорий всяких Авербахов, Губерманов и еже с ними. Вместе с этим шло вероотступничество, бездна вандализма, братоубийство гражданской войны и попрание всего, что составляло гордость национальной культуры.

А.И. Бунин точно заметил в «Окаянных днях»: «Разрушает «старую жизнь» во время революций не презрение народа к ней, а как раз наоборот – острая зависть к ней, жажда ее». Но вот разграбили и уничтожили на нашем правом берегу дворянские усадьбы и что – стали от этого богаче, счастливее и культурнее? Кто был никем, тот никем и остался.

Между домом и прудом, где был сад, клумбы с цветами и эта самая «желтая дорожка», теперь заросшая, непроходимая чащоба. Пруд окружен корявыми ивами, растрескавшимися и разваливающимися. Поверхность его бывает покрыта таким толстым слоем ряски, что на ней лежит опавшая листва, и прямо на ряску садятся стрекозы. Не шевелит рябью поверхность воды и ветер. И только торчащие из этого плотного покрова коряги говорят о том, что под ними вода. Но ряска сдувается ветром на одну сторону, и тогда в пруду можно купаться. Вода в нем родниковая, чистая и прозрачная. В Федорове был каскад прудов – засохший теперь Куприяновский пруд; этот «Барский пруд», как его называют до сих; и Федоровский, обмелевший и зарастающий водорослями.

Уже не раз появлялись люди, желающие купить дом Федоровской усадьбы. Но познакомившись с его состоянием, с необходимостью полной замены водопровода, канализации, отопительной системы и прочего, отступали.

Опросы

Что Вас связывает с Долиной Беспуты?

Рекомендуем посмотреть

Александр Кузнецов о Фёдоровке

События